Работорговля на побережье суахили. "черное дерево"

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Рабство в Африке известно на континенте не только в прошлом, но продолжает существовать и в настоящее время. Рабовладение было привычным в различных частях Африки, как и в остальной части древнего мира . Многие африканские сообщества, где рабы составляли большинство населения, они наделялись определёнными правами, а не являлись имуществом владельца . Но с появлением арабской и трансатлантической работорговли эти системы изменились, а рабы стали поставляться в качестве живого товара на невольничьи рынки за пределами Африки .

Рабство Африки в историческое время имело различные формы, иногда не вполне соответствующие понятию рабства, принятому в остальном мире. В тех или иных частях Африки встречались кабальная зависимость , порабощение в результате войны, военное рабство и криминальное рабство .

Несмотря на то, что некоторые партии рабов доставлялись из внутренних регионов к югу от Сахары , работорговля не являлась заметной частью экономики и жизни большинства африканских сообществ. Большие масштабы торговля людьми приобрела после открытия трансконтинентальных маршрутов. Во время колонизации Африки произошло новое изменение характера рабства, а в начале XIX века началось движение за отмену рабства.

Формы рабства

Многочисленные формы рабства встречаются на всём протяжении африканской истории. Помимо использования местных форм, были последовательно заимствованы система рабовладения Древнего Рима , христианские принципы рабовладения, исламские принципы рабовладения и открыта трансатлантическая работорговля . Рабство было, в различной степени, частью экономики многих африканских стран на протяжении нескольких веков . , побывавший в Мали в середине XVI века, писал, что местные жители соперничают друг с другом в количестве рабов, а сам он в качестве знака гостеприимства получил в подарок мальчика-раба . В Чёрной Африке рабовладение имело сложную структуру, включавшую права и свободы рабам и ограничения на продажу и требования по содержанию в отношении хозяев. Во многих обществах среди рабов была установлена иерархия, по которой, например, отличались рабы по рождению и рабы, захваченные во время войны .

Во многих африканских сообществах между свободным и феодально зависимым земледельцем разницы почти не было. Рабы в Сонгайской империи в основном использовались в сельском хозяйстве. Они были обязаны работать на хозяина, но были мало ограничены в личном плане. Эти несвободные люди, скорее, составляли профессиональную касту .

Африканское рабство в основном походило на долговую кабалу, хотя в некоторых районах Чёрной Африки рабов использовали в ежегодных жертвоприношениях, как например в ритуалах Дагомеи . Во многих случаях рабы не были собственностью и не оставались несвободными пожизненно .

Африканские формы рабства включали в себя установление семейных связей. Во многих сообществах, не предполагавших собственность на землю, рабство использовалось для усиления влияния и расширения связей В этом случае рабы становились частью семьи их хозяев . Дети рабов могли достичь высокого положения в таком сообществе и даже стать вождями . Но чаще между свободными и несвободными людьми существовала строгая граница . Основные формы рабства в Африке:

Распространение рабства в Африке

В течение тысяч лет государства Африки практиковали рабство и принудительный труд . Однако точных свидетельств, касающихся времени до появления арабской и трансатлантической работорговли не имеется. Часто рабством называются сложные формы общественных взаимоотношений, не соответствующие определению рабства .

В Северной Африке традиционное рабство распространилось во времена Римской Империи (47 год до н. э. - ок. 500 года) После падения Рима рабство осталось в крупных христианских поселениях региона. После арабской экспансии рабство распространилось в государства, лежащие к югу от Сахары (Мали, Сонгхай, Гана) . В средние века основными направлениями работорговли были южное и западное, а источником рабов - Центральная и Восточная Европа .

О Центральной Африке имеются лишь обрывочные свидетельства, судя по которым рабами здесь были только захваченные в плен представители вражеских племён .

В западной практике до открытия трансатлантической работорговли были распространены многочисленные формы рабства . После начала поставок живого товара в Америку работорговля стала основой экономики и политики крупных государств региона: Мали, Ганы и Сонгхай Однако другие сообщества активно сопротивлялись работорговле: Королевства Моси пытались захватить ключевые города, а после неудачи продолжили совершать набеги на работорговцев. Однако в 1800-е годы и они присоединились к трансатлантической работорговле

До XVII века рабство не играло значительной роли на Великих Африканских озёрах . Рабов в небольших количествах вывозили в арабские страны и Индию. Пик работорговли пришёлся на XIX век, а центром рабовладения стал Занзибар . Регион также принял участие в трансатлантической работорговле .

Исторические этапы

История рабовладения в Афике подразделяется на три крупных этапа: арабская работорговля , атлантическая работорговля и движение за отмену рабства XIX-XX веков. Переход на каждый этап сопровождался значительными изменениями форм, массовости и экономической модели рабовладения . После отмены рабства тысячи бывших рабов вернулись на родину и осели в Либерии и Сьерра-Леоне .

Работорговля через Сахару и Индийский океан

Арабская работорговля зародилась в VIII веке. Первые маршруты обеспечивали доставку рабов из регионов к востоку от Великих озёр и из Сахеля . Законы ислама допускали рабство, но запрещали обращать в рабов мусульман, поэтому в рабство обращали в основном людей с африканской границы распространения Ислама . Поставки рабов через Сахару и Индийский океан отсчитывают историю с IX века, когда этот маршрут взяли под контроль афро-арабские работорговцы. По существующим оценкам, ежегодно с побережья Красного моря и Индийского океана вывозилось лишь несколько тысяч рабов. Их продавали на невольничьих рынках Среднего Востока . Наращивание объёмов произошло с развитием кораблестроения, которое позволило увеличить объёмы поставляемой продукции с плантаций, что вызвало необходимость привлечения дополнительной рабочей силы. Объёмы работорговли достигли десятков тысяч человек в год В 1800-е годы произошло резкое увеличение потока рабов из Африки в исламские страны. В 1850-е годы прекратились поставки рабов из Европы, произошёл новый скачок объёмов. Работорговля прекратилась только в 1900-е годы, после начала колонизации Африки европейцами .

Атлантическая работорговля

Работорговля через Атлантический океан началась в XV веке. Этот этап стал очередным значительным изменением в жизни африканцев: ранее составляя небольшую часть рабов в мире, они к 1800-м годам стали составлять из подавляющее большинство . За короткое время работорговля превратилась из незначимого сектора экономики в её превалирующую составляющую, а использование на плантациях рабского труда стало основой процветания многих сообществ . Помимо прочего, атлантическая работорговля изменила традиционное распределение форм рабства.

Первыми европейцами, прибывшими на гвинейское побережье, были португальцы. Первая сделка по покупке рабов состоялась в 1441 году. В XVI веке португальцы, обосновавшиеся на острове Сан-Томе , начали использовать негров-рабов для возделывания сахарных плантаций, так как для европейцев климат острова оказался тяжёлым. С открытием Америки европейское поселение Сан-Жоржи-да-Мина стало важным центром по отправке рабов в Новый Свет .

В Америке первыми европейцами, начавшими использовать труд африканских рабов, стали испанцы , обосновавшиеся на островах Куба и Гаити . Первые рабы прибыли в Новый Свет в 1501 году . Своего пика атлантическая работорговля достигла в конце XVIII века. В рабство обращали жителей внутренних областей Западной Африки, направляя за ними специальные экспедиции. Потребность в рабах из-за растущих европейских колоний была настолько велика, что на западе Африки возникли целые империи, существовавшие за счёт работорговли, в том числе Ойо и Бенинское царство . Постепенная отмена рабства в европейских колониях в течение XIX века привела к исчезновению таких государств, основанных на милитаристической культуре и перманентной войне, обеспечивающей поступление новых рабов . Когда потребность европейцев в рабах снизилась, африканские рабовладельцы начали использовать рабов на собственных плантациях .

Отмена рабства

В середине XIX века, когда европейские державы начали масштабную колонизацию Африки, на континент пришли законы, запрещающие рабство. Иногда это приводило к противоречиям: колониальные власти, несмотря на запрет рабовладения, возвращали беглых рабов их владельцам . В некоторых случаях рабство в колониях сохранялось вплоть до обретением ими независимости . Антиколониальная борьба часто сводила рабов и их хозяев вместе, однако после обретения независимости они основывали оппозиционные друг другу партии . В некоторых частях Африки рабство или сходные с ним формы личной зависимости сохраняются до сих пор и оказываются для современных властей трудноразрешимой проблемой .

Рабство, несмотря на почти повсеместный запрет во всём мире, остается проблемой. Рабами могу считаться более 30 миллионов жителей планеты В Мавритании до 600 000 мужчин, женщин и детей, или 20 % населения являются рабами, в большинстве случаев находясь в кабальной зависимости Рабство в Мавритании было объявлено незаконным только в августе 2007 года . Во время Второй гражданской войны в Судане в рабство было обращено по различным оценкам от 14 000 до 200 000 человек . В Нигере , где рабство отменили в 2003 году, по данным 2010 года почти 8 % населения остаются рабами .

Напишите отзыв о статье "Рабство в Африке"

Литература

• Church Missionary Society. . - London: Church Missionary Society, 1869.
• Faragher John Mack. Out of Many. - Pearson Prentice Hall, 2004. - P. 54. - ISBN 0-13-182431-7 .
• Reynolds Edward. Stand the Storm: A history of the Atlantic slave trade. - London: Allison and Busby, 1985.
• The Human Commodity: Perspectives on the Trans-Saharan Slave Trade / Savage, Elizabeth. - London, 1992.
• Wright, Donald R. . Online Encyclopedia.

Примечания

1. Davidson, Basil. . - P. 46.
2. . - Books.google.co.za.
3. Toyin Falola. . - Westview Press, 1994. - P. 22. - ISBN 978-0-8133-8457-3 .
4. Owen "Alik Shahadah. . Africanholocaust.net. Проверено 1 апреля 2005.
5. Foner Eric. Give Me Liberty: An American History. - New York: W. W. Norton & Company, 2012. - P. 18.
6. Lovejoy Paul E. Transformations of Slavery: A History of Slavery in Africa. - London: Cambridge University Press, 2012.
7. Ibn Battuta in Black Africa / Noel King (ed.). - Princeton, 2005. - P. 54.
8. Fage, J.D. (1969). «Slavery and the Slave Trade in the Context of West African History». 10 (3): 393–404. DOI :10.1017/s0021853700036343 .
9. Rodney, Walter (1966). «African Slavery and Other Forms of Social Oppression on the Upper Guinea Coast in the Context of the Atlantic Slave-Trade». The Journal of African History 7 (3): 431–443. DOI :10.1017/s0021853700006514 .
10. . Ouidah Museum of History. Проверено 13 января 2010. .
11. Foner Eric. Give Me Liberty: An American History. - New York: W.W. Norton & Company, Inc., 2012. - P. 18.
12. Snell Daniel C. Slavery in the Ancient Near East // The Cambridge World History of Slavery / Keith Bradley and Paul Cartledge. - New York: Cambridge University Press, 2011. - P. 4–21.
13. Alexander, J. (2001). «Islam, Archaeology and Slavery in Africa». World Archaeology 33 (1): 44–60. DOI :10.1080/00438240126645 .
14. Paul E. Lovejoy and David Richardson (2001). «The Business of Slaving: Pawnship in Western Africa, c. 1600–1810». The Journal of African History 42 (1): 67–89.
15. Johnson, Douglas H. (1989). «The Structure of a Legacy: Military Slavery in Northeast Africa». Ethnohistory 36 (1): 72–88. DOI :10.2307/482742 .
16. Wylie, Kenneth C. (1969). «Innovation and Change in Mende Chieftaincy 1880–1896». The Journal of African History 10 (2): 295–308. DOI :10.1017/s0021853700009531 .
17. Henry Louis Gates Jr. . . из первоисточника 23 апреля 2010. Проверено 26 марта 2012.
18. Manning, Patrick (1983). «Contours of Slavery and Social Change in Africa». American Historical Review 88 (4): 835–857. DOI :10.2307/1874022 .
19. . Britannica.com.
20. Pankhurst. Ethiopian Borderlands , p. 432.
21. Willie F. Page Facts on File, Inc. . - Facts on File, 2001. - P. 239. - ISBN 0816044724 .
22. . Countrystudies.us.
23. .
24. Heywood, Linda M.. «Slavery and its transformations in the Kingdom of Kongo: 1491-1800». The Journal of African History 50 : 122. DOI :10.1017/S0021853709004228 .
25. Meillassoux Claude. The Anthropology of Slavery: The Womb of Iron and Gold. - Chicago: University of Chicago Press, 1991.
26. Kusimba, Chapurukha M. (2004). «The African Archaeological Review». Archaeology of Slavery in East Africa 21 (2): 59–88. DOI :10.1023/b:aarr.0000030785.72144.4a .
27. Fage, J. D. A History of Africa . Routledge, 4th edition, 2001. p. 258.
28. Manning Patrick. Slavery and African Life: Occidental, Oriental, and African Slave Trades. - London: Cambridge, 1990.
29. Manning, Patrick (1990). «The Slave Trade: The Formal Demography of a Global System». Social Science History 14 (2): 255–279. DOI :10.2307/1171441 .
30. John Henrik Clarke. Critical Lessons in Slavery & the Slavetrade . A & B Book Pub
31. . Cia.gov.
32. . Of Germs, Genes, and Genocide: Slavery, Capitalism, Imperialism, Health and Medicine . United Kingdom Council for Human Rights (1989). Проверено 13 января 2010. .
33. Bortolot, Alexander Ives . Metropolitan Museum of Art (originally published October 2003, last revised May 2009). Проверено 13 января 2010.
34. Gueye Mbaye. The slave trade within the African continent // The African Slave Trade from the Fifteenth to the Nineteenth Century. - Paris: UNESCO, 1979. - P. 150–163.
35. (2011) «». Stichproben. Wiener Zeitschrift für kritische Afrikastudien (20): 141–162.
36. Dottridge, Mike (2005). «Types of Forced Labour and Slavery-like Abuse Occurring in Africa Today: A Preliminary Classification». Cahiers d"Études Africaines 45 (179/180): 689–712. DOI :10.4000/etudesafricaines.5619 .
37. , BBC News (27 May 2002). Проверено 12 января 2010.
38. "". CNN . October 18, 2013.
39. , BBC World Service . Проверено 12 января 2010.
40. Flynn, Daniel . , Reuters (1 December 2006). Проверено 12 января 2010.
41. , BBC News (9 August 2007). из первоисточника 6 января 2010. Проверено 12 января 2010.
42. . US Department of State (22 May 2002). Проверено 20 марта 2014.
43. Andersson, Hilary . , BBC News (11 February 2005). Проверено 12 января 2010.
44. Steeds, Oliver . , ABC News (3 June 2005). Проверено 12 января 2010.

Отрывок, характеризующий Рабство в Африке

Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.

В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.

– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.

Мы подарили королю корабль «Клеопатра». На нем семнадцать пушек, три мачты, семиярусный трюм в каждый ярус можно набить триста рабов. Правда, они не могут стать во весь рост, да это им и не нужно. Двадцать четыре дня просидеть в таком ярусе, а потом попасть на свежий воздух плантаций – не так уж страшно. Мы подарили королю этот корабль. Четыре раза в год черное дерево – королевский товар – перевозится на нем от берегов Либерии на Гваделупу, Мартинику и Гаити. Это верный доход его величества, более верный, чем королевские домены Франции.

(Виноградов. Черный консул).

Корабли, подобные "Клеопатре", описывали огромный треугольник в Атлантике: от берегов Европы к западноафриканскому побережью, оттуда – к американским берегам, и оттуда – снова в Европу. На Африку шли, в основном, загруженные ромом, там, на огромной территории от Гвинейского залива до Белого Нила, приобретали рабов, и везли их на поля хлопчатника и табака в США, плантации сахарного тростника и кофе на Кубе, мексиканские и бразильские рудники. Домой возвращались с «колониальным» товаром – сахар, патока, кофе, рыба, ценные породы деревьев и т. п.

В Восточной Африке работорговлей издавна занимались арабы. Здесь сложилась своя торговая цепочка: Восточная Африка – Индия – страны Ближнего Востока (Персия, Турция, Левант). Веками на Занзибаре, в Софале, Момбасе и Малинди функционировали невольничьи рынки. В XVI в португальцы захватили все восточноафриканские порты и построили свой административный центр – форт Мозамбик. Тем самым в цепи португальских владений был надолго замкнут Индийский океан. Позднее из этого региона их вытеснили голландцы и англичане. Западное же побережье, напротив, было «ничьим». Отсюда торговали и португальцы, и голландцы и англичане, даже датчане и шведы строили свои фактории (а рядом с факторией всегда высился форт). Люди, как ни страшно это звучит, были основной долей экспорта из Африки, и лишь на втором месте значились золото и слоновая кость.

Начиная с середины XVI в рабы с западного побережья «шли» на Америку, где уже (!) остро чувствовалась нехватка индейцев. По самому грубому подсчету, существенно колебавшемуся по годам, с западного побережья увозили по 100 тыс. чел. в год .

Прибыль в 500% считалась нормальной – как и гибель в пути трети рабов в партии. На работорговле наживались судостроители и банкиры, плантаторы и виноделы, страховые компании и суконные фабрики, всевозможные маклеры, перекупщики и посредники. В Африке за рабов охотно брали не только оружие и ром, но и просто железные и медные бруски, даже раковины-каури и стеклянные бусы! Рабов выгружали в Рио, Баие, Пернамбуку, Монтевидео, на английском Барбадосе, голландском Кюрасао, датском Сен-Томе, в нидерландской и британской Гвианах, на побережье Новой Испании, Вирджинии и Каролины, на всех островах Вест и Ост-Индии. Только в Южной Африке шел обратный процесс – европейцы ввозили сюда индийцев из своих восточных колоний для работы на сахарных плантациях. Помимо «законной» торговли существовала и контрабандная, которой занимались сами колонисты на своих кораблях. Если англичане или испанцы перехватывали такой корабль, они не церемонясь вешали каждого третьего в команде и реквизировали судно, а для рабов, запертых внизу, эти события оставались неизвестными и ничего не значащими.

Различали торговлю «в факториях» и торговлю «с корабля». В первом случае пользовались услугами огромного числа прибрежных рынков, работавших 6 дней в неделю, таких как Аккра, Лагос, Лоанго, Луанда, Бенгела, Сеута, Оран, Алжир, Маюмба, Малембо, Кабинда. Особой популярностью пользовались устья таких рек как Бонни и Калабар (Бенинский залив). Но опустошались не только прибрежные районы и речные бассейны, как можно подумать. Даже в самых глубинах континента люди не чувствовали себя в безопасности. Невольников захватывали везде, и невзирая на дальность пути, тащили на побережье – в Анголу, Конго, Видах, на Золотой Берег, Сенегал, Сьерра-Леоне.

При «торговле с корабля» нужно было ждать минимум три месяца, крейсируя вдоль побережья (пока на берегу захватят нужное количество), но и цена была минимальной (если уж человек был захвачен вдали от рынка, продавцу в любом случае надо было его продать). Люди боялись выходить из дому, если поблизости был виден невольничьий корабль. Те, кого захватили, боролись до конца: бежали по суше, нападали на охрану, прыгали с лодок в море, поднимали бунт на увозивших их кораблях. Примечательно, что на судах, как правило, европейцы, находясь в подавляющем меньшинстве, жестоко расправлялись с восставшими, но даже если негры и побеждали, они все равно проигрывали судьбе – управлять кораблем они не умели и погибали в море.

Ливингстон пишет:

"самая страшная из болезней, какую я наблюдал в этой стране, по-видимому, «разбитое сердце», ею заболевают свободные люди, захваченные в плен и обращенные в рабство… Эти негры жаловались только на боль в сердце и правильно указывали его местоположение, кладя на него руку".

Как же немногочисленные команды с европейских судов, имевшие ограниченный запас воды и провизии (нужно было еще рассчитывать прокормить «товар» на обратном пути), с весьма несовершенными по тому времени ружьями, без проводников, без иммунитета к малярии, без языков смогли добраться до самого сердца Африки и обескровить его?

Секрет прост. Им и ненужно было это делать. Всех (или почти всех) невольников приводили сами африканцы. Они знали, что белые отдают свои удивительные товары только за людей или слоновые бивни. Вот и посудите, кого легче поймать – человека или слона.

П равда, человека нужно захватить живым…

Самые воинственные племена без труда справлялись с этим, захватывая на войне “заказанное” число голов. Те, что послабее, отдавали в рабство своих соотечественников. Даже обычаи африканских племен со временем приспособились к требованиям работорговли, и за все проступки виновного ждало одно наказание: продажа в рабство. Единственным исключением было долговое рабство: оно отбывалось внутри племени, во-первых, потому что имело личную направленность, во-вторых, потому что его можно было отработать.

Самое жуткое в истории работорговли, это то, что европейцам удалось сделать ее частью жизни африканцев, притупить в них сознание того, что это не просто страшно, а неприемлемо . Работорговля стала чем-то обыденным, как жизнь и смерть (все стараются избежать смерти, но никто ведь не протестует против нее как таковой). Многие племена жили работорговлей, а такие как ашанти и фанти, дагомейцы и эве жестоко сражались между собой за право быть главным партнером белых в торге людьми. Показательна судьба племен андоне, которые наживались на продаже людей в рабство, а затем, когда торговые точки на побережье переместились, сами стали предметом охоты.

В начале XIX в Британия официально запретила работорговлю. Это было сделано по простой причине: поскольку к этому времени британцы уже активно продавали миру хлопок, им нужно было как-то ослабить конкурирующие с ними (руками рабов) североамериканские соединенные штаты (САСШ). Английский хлопок выделывали поденщики из Индии и, позднее, Египта, в Америке над хлопком трудились чернокожие рабы. Поэтому англичане рьяно поднялись против перевозок негров из Африки за океан.
Заметим, что, во-первых, отмена работорговли еще не означала отмены рабства . Во-вторых, немедленно началась контрабандная работорговля, принявшая тот же, если не больший размах. Особенно рьяно стали вывозить африканских женщин (своя логика в этом была). С большой неохотой к запрету вскоре присоединились некоторые другие страны, в том числе США, Португалия отказалась его признать, а ряд других стран согласился с ним за… выкуп, уплаченный Британией (поистине, вот уж позорные страницы истории человечества).
Английские корабли, согласно международным договорам, получили право обыскивать все иностранные суда на предмет наличия рабов. При появлении патрульных одни работорговцы поднимали чужой флаг (как правило, португальский), другие сбрасывали живые «улики» за борт, третьи уходили за экватор (южнее экватора англичане не имели права преследовать чужие корабли) или даже бросались на абордаж. Невольничьи суда США заранее брали на борт какого-нибудь испанца, который при приближении патруля, поднимал испанский флаг и общался с преследователями по-испански (всё для того, чтобы уйти от ответственности по американским законам, предусматривавшим смертную казнь для занимающихся работорговлей).

Конец работорговле положил, как ни странно, колониальный захват Африки. Рабочие руки стало выгоднее оставлять дома, кто-то должен был работать на захваченных территориях. Это событие совпало с гражданской войной в США, отменой рабства Линкольном и потерей самого большого, североамериканского рынка рабов. Только благодаря этому к концу XIX в работорговля пошла на убыль и затихла.

Но горькая чаша Африки еще не была испита до дна. Теперь белые не забирали африканцев к себе. Теперь они забирали у них землю из-под ног.

Число жертв работорговли, составило около 100 млн. чел. за 4 столетия. Эта цифра выведена с учетом того, что в рабство удавалось увести не более одного из двух, на которых было совершено нападение, а до побережья добирался один из пяти. Большое количество людей погибало в пути, в битком набитых трюмах, умирая от мгновенно распространявшихся болезней или плохой кормежки (но рабов с точки зрения работорговцев было опасно кормить хорошо).

Первый этап работорговли (1441 - 1640)

Вывоз невольников из Африки на американское побережье стал осуществляться с начала XVI в. До этого времени европейцы еще не приступили к полной эксплуатации американской территории. Поэтому работорговля шла сначала из Африки в Европу, в отдельные области самой Африки и на острова, прилегающие к западному побережью материка, на которых португальцы уже создали плантационные хозяйства. Первой базой работорговли в районе Западной Африки стали Острова Зеленого Мыса, колонизированные Португалией к 1469 г.

В 1441 г. в Португалию была доставлена первая партия африканцев в количестве 10 человек. С 40-х годов XV в. Лиссабон стал регулярно снаряжать специальные экспедиции за живым товаром. На невольничьих рынках страны началась продажа рабов-африканцев. Их использовали как домашних слуг в городе и для работы в сельском хозяйстве. По мере колонизации островов в Атлантическом океане - Сан-Томе, архипелага Зеленого Мыса, Азорских островов и Фернандо-По - португальцы стали создавать на них плантации по возделыванию сахарного тростника. Требовалась рабочая сила. Главным источником ее в то время стал Бенин, который располагал возможностью продавать военнопленных, захватываемых во время постоянных войн с мелкими племенами дельты Нигера.

С начала XVI в. начинается ввоз рабов из Африки в Новый Свет. Первую партию невольников из Африки в количестве 250-ти человек доставили на рудники Эспаньолы (Гаити) испанцы в 1510 г. За период с 1551 по 1640 г. Испания использовала для перевозки рабов 1222 судна, поставив в свои колониальные владения в Америке до одного миллиона невольников. Не отставала от Испании и Португалия. Получив свое владение по Тордесильясскому договору (1494 г.) Бразилию, она, с 1530 по 1600 г., ввезла в колонию 900 тыс. африканских рабов.

Главными районами вывоза рабов из Африки были Золотой Берег, Конго и Ангола. Торговые форты на западноафриканском побережье превращались в пункты купли-продажи невольников. Основным потребителем живого товара в XVI- XVII в. являлась Испания. Снабжение рабами испанских колониальных владений в Америке осуществлялось на основе специальных договоров - асъенто. По форме это был подряд по обеспечению колоний рабочей силой - невольниками. Между так называемым посредником и испанской королевской властью заключался контракт, по которому первый брал на себя обязательство поставки рабочей силы в королевские колонии. «Корона» от этой системы получала доходы и одновременно сохраняла «чистые руки», поскольку сама не принимала непосредственного участия в приобретении рабов на Гвинейском побережье. За Испанию это делали другие и прежде всего Португалия, заключившая с ней подобный контракт.

Монополия на господствующее положение в мире, предоставленная Испании и Португалии римским папой, со временем стала вызывать резкое неудовольствие у других европейских держав. По мере обретения Голландией, Францией, Англией и другими странами колоний в Новом Свете и создания в них плантационного рабства началась борьба за обладание невольничьими рынками. Первым из прежних «аутсайдеров», кто обратил свои взоры в стороне западного побережья Африки, была Англия. В 1554 г. торговая экспедиция Джона Лока достигла португальского владения Эль-Мина, а в 1557 г. другая экспедиция достигла берегов Бенина. Три первые круп-. ные английские экспедиции за африканскими невольниками в 1559-1567 гг. под началом Дж. Хоукинса частично финансировались самой английской королевой, а сам он впоследствии был возведен в рыцарское достоинство. Английское правительство считало, что «торговлярабами способствует благосостоянию нации», и взяло английских работорговцев под свое покровительство. В 1618 г. в Великобритании была создана специальная Английская компания лондонских предпринимателей по торговле в Гвинеей и Бенином.

Свои торговые сношения с западным побережьем Африки стала налаживать и Франция. С 1571 по 1610 г. и ее портов к «Гвинейским побережьям» (Сьерра-Леоне, Эль-Мина, Бенин, Сан-Томе) было отправлено 228 кораблей. Конечным пунктом многих из них была «Перуанская Индия» или Бразилия.

Наиболее серьезно на подрыв португальской монополии в работорговле нацелились голландцы. С 1610 г. они составили Португалии острую конкуренцию. Преимущество Голландии стало особенно явным с образованием в 1621 г. голландской Вест-Индской компании, которая начала захватывать португальские торговые посты на побережье Западной Африки. К 1642 г. порты Эль-Мина, Аргуин, Гори, Сан-Томе уже находились в руках голландцев. Ими были захвачены и все португальские фактории на Золотом Берегу. Голландия стала в первой половине XVII в. главным поставщиком африканских невольников в испанские и другие колонии в Америке. В 1619 г. голландцы доставили в основанный ими Новый Амстердам (будущий Нью-Йорк) первую партию из 19 рабов, которые положили начало формированию негритянской общины на территории будущих Соединенных Штатов. Франция первых рабов в Америку поставила в 40-х годах XVII в.

С потерей Эль-Мины и других владений португальцы тем не менее не были вытеснены с побережья. Голландцам не удалось завоевать то монопольное положение, которое ранее занимала Португалия. Западное побережье Африки оказалось открытым для европейской конкуренции. Борьба за монополию работорговли стала стержнем ожесточенной конкуренции основных европейских держав во второй половине XVII в. и в течение почти всего XVIII в. Главными в этой борьбе были Англия и Франция.

Второй этап работорговли (1640 - 1807)

Со второй половины XVII в. торговля рабами возрастала и ее организация совершенствовалась. Первые проявления организованной системы торговли африканскими невольниками через Атлантику были связаны с деятельностью крупных коммерческих компаний и их филиалов, явно стремившихся к монопольному положению. Голландия, Англия и Франция организовали крупные торговые компании, которым было предоставлено право монопольной торговли африканскими рабами. Таковы были уже упомянутая голландская Вест-Индская компания, английская Королевская африканская компания (с 1664 г.), французская Вест-Индская компания (с 1672 г.). Несмотря на официальный запрет, работорговлей занимались также частные предприниматели.

Одна из целей компаний - добиться права на «асъентпо» от испанцев (перестало существовать только с 1789 г.). Это право было у португальцев, затем перешло к голландцам, опять вернулось к португальцам. Франция обладала правом асьенто с 1701 по 1712 г., утратив его по Утрехтскому договору в пользу англичан, которые получили монопольное право на снабжение Америки африканскими рабами в течение 30 лет (1713-1743).

Однако расцвет работорговли в XVIII в. был связан в большей степени не с монопольными компаниями, а стал результатом свободного частного предпринимательства. Так, в 1680-1700 гг. Королевская африканская компания вывезла из Западной Африки 140 тысяч невольников, а частные предприниматели - 160 тысяч.

О размахе и масштабности европейской работорговли в XVIII в. говорят такие цифры. С 1707 по 1793 г. французы 3342 раза снаряжали экспедиции за невольниками. При этом одна треть таких экспедиций приходится на первые 11 лет после окончания войны за независимость США. Однако первое место по числу экспедиций за невольниками оставалось за Англией, второе - за Португалией. Английский город Бристоль за XVIII в. послал в Африку около 2700 кораблей, а Ливерпуль за 70 лет - более 5000. В суммарном отношении за век было организовано более 15 тысяч экспедиций за невольниками. К 70-м годам XVIII в. вывоз рабов в Новый Свет достигал 100 тысяч человек в год. Если в XVII в. в Америку было ввезено 2 750 000 рабов, то к началу XIX в. в колониях Нового Света и в США работало около 5 млн африканцев-невольников.

Торговля невольниками приносила немалые доходы работорговцам и купцам. Ее выгодность была для них очевидной: если из трех кораблей с рабами добирался до берегов Америки один, то и тогда владелец не нее убытка. По данным за 1786 г., цена раба в Западной Африке составляла 20-22 ф. ст., в Вест-Индии - около 75-80 ф. ст. Работорговля имела для европейцев и другую более важную, «рациональную» сторону. В целом она способствовала развитию экономики европейских стран и подготовки в них промышленных переворотов.

Работорговля требовала постройки и оснащения кораблей, увеличения их количества. Привлекался труд многочисленных людей внутри отдельно взятой европейской страны и вне ее. Масштабы занятости людей, становившихся специалистами в своем деле, были внушительны. Так, в 1788 г. на производстве товаров для работорговли (а она имела, как правило, меновой характер) только в Манчестере было занято 180 тысяч рабочих. Размах работорговли к концу XVIII в. был таким, что в случае ее прекращения на Гвинейском побережье, могли разориться и обнищать около 6 млн только французов. Именно работорговля дала в то время мощный толчок к бурному развитию текстильной промышленности в Европе. Ткани составляли 2 / 3 товарного груза кораблей, шедшего на обмен невольников.

В XVIII в. ежегодно от побережья Африки отправлялось более 200 кораблей с невольниками. Перемещение такой огромной массы людей стало возможным не только потому, что в Западной Европе в сотрудничестве с американскими рабовладельцами сложилась организация торговли невольниками, но и потому, что и в самой Африке возникли соответствующие системы ее обеспечения. Спрос Запада нашел предложение невольников в среде африканцев.

«Работорговая Африка»

В самой Африке, особенно в ее восточных регионах, торговля рабами началась давно. Уже с первых столетий нашего летоисчисления черные рабы и рабыни высоко ценились на азиатских базарах. Но этих рабов и рабынь покупали в азиатских странах не как носителей рабочей силы, а как предметы роскоши для дворцов и гаремов восточных владык в Северной Африке, Аравии, Персии, Индии. Их чернокожих африканцев-рабов правители стран Востока, как правило, делали воинов, которые пополняли ряды их армий. Этим определялся и размер восточноафриканской работорговли, которая была менее масштабной, чем европейская.

До 1795 г. европейцы еще не могли продвинуться внутрь Черного континента. По этой же причине они не могли сами захватывать невольников. Добычей «живого товара» занимались те же африканцы, а размеры его поступления на побережье определялись спросом извне.

В работорговых районах Верхней Гвинеи невольников добывали, а затем продавали преимущественно мулаты, тесно связанные с местным населением. Значительную активность в поставке рабов для европейцев проявляли и африканцы-мусульмане. В районах, колонизованных южнее экватора, в добыче «товара» для невольничьих кораблей участвовали непосредственно и португальцы. Они организовывали специальные «работорговые» военные походы во внутренние районы континента или отправляли в глубь материка караваны, во главе которых ставили своих торговых агентов - «помбейруш». Последние порой сами были из числа невольников. «Помбейруш» совершали далекие экспедиции и приводили много рабов.

Работорговля предшествующих веков привела к полной и повсеместной деградации правовых, иногда очень суровых, норм, регулировавших в прошлом деятельность традиционных обществ. Морально деградировали и втянувшиеся в работорговлю с целью наживы господствующие слои африканских государств и обществ. Постоянно инспирируемые европейцами требования новых невольников приводили к междоусобным войнам с целью захвата каждой стороной пленных, с тем, чтобы их продать в рабство. Деятельность работорговли сделалась со временем чем-то обычным для африканцев. Люди сделали торговлю рабами своей профессией. Самым выгодным стал не производственный труд, а охота за людьми, захват пленных на продажу. Разумеется, никто не хотел быть жертвой, все стремились стать охотниками. Обращение людей в депортируемых рабов происходило и внутри самих африканских обществ. В их число попадали те, кто не повиновался местным властям, не выполнял предписанных поручений, был уличен в насилии и разбое, в супружеской неверности, одним словом был нарушителем тех или иных социальных норм, которыми руководствовалось общество.

За 150 лет нараставшего в европейских странах спроса на африканскую рабочую силу, удовлетворение его, т. е. предложение рынка невольников, оказывало различное влияние на социальную организацию участвовавшей в работорговле Африки. В королевстве Лоанго, западноафриканское побережье, верховный правитель создал для управления работорговыми операциями с европейцами специальную администрацию. Ее возглавлял «мафук» - третье по значению лицо в королевстве. Администрация контролировала весь ход торговых операций в каждой точке товарообмена. Мафук определял налоги и цены в торговле невольниками, выступал арбитром в спорах, обеспечивал поддержание порядка на рынках, ежегодно выплачивал королевской казне плату. Любой житель Лоанго мог привести на рынок невольников - местный ли вождь; просто свободные люди и даже их слуги, если только все соответствовало установленным правилам продажи. Любое отступление от сложившейся системы торговли невольниками вело к аннулированию сделки, будь он африканец или европеец. Такая централизация обеспечивала государству и немногочисленной прослойке посредников рост их богатства. Строгий контроль за продажей невольников на вывоз не нарушал внутренних порядков королевства, поскольку продававшиеся европейцам рабы никогда не происходили из королевства, а доставлялись из-за границ Лоанга. Таким образом, местное население не опасалось работорговли и традиционно занималось земледелием и рыболовством.

Пример королевства Дах-хом (Дагомея-Бенин) демонстрирует зависимость европейских работорговцев от порядков, устанавливаемых в самих африканских государствах в XVIII в.,: в части регулирования работорговли в экономических и культурных интересах государства. Продажа на вывоз дагомейских подданных была строго запрещена. Приток невольников происходил только с сопредельных с Дагомеей территорий. Осуществлялось строгое и обязательное регламентирование торговли, навязанное европейским купцам. Все работорговые операции в королевстве находились под жестким контролем специального лица «йовогана» и разветвленной сети его штатных соглядатаев. Йоваган был одновременно как бы министром иностранных дел и министром торговли, нередко его вое; принимали как вице-короля. В случае с Дагомеей показатель-: но, что не всегда спрос рождал предложение. Йоваган создал > в своей стране такую обстановку для европейских торговцев живым товаром, что с некоторых пор им стало убыточно приобретать его в Дагомее.

Одним из резервуаров, из которого постоянно черпались невольники, причем в большом количестве, являлась восточная часть многонаселенной дельты Нигера. Здесь сложились минигосударства народов ари, игбо, эфик и др. Структура» этих государств и характер их обычаев отличались от моде^: лей Лоанго и Дагомеи. Захват невольников, как правило, производился на их же собственных территориях. Главным «производителем» рабов был оракул Аро-Чуку, которого почитали во всей дельте Нигера. Он по-своему определению требовал жертв - «пожирал» неугодных жителей. Это «пожирание» означало продажу неугодных оракулу людей как невольников на экспорт. Но так как одним подобным путем было невозможно обеспечить спрос на рабов, то вооруженные отряды ари, находившиеся под началом оракула, высаживались на берега Нигера и проводили набеги на близлежащие районы. Захваченных в плен везли к побережью. Регулярность этого торгового грузопотока обеспечивало «тайное общество» Эк-пе, объединявшее местную торговую элиту. В 1711-1810 гг. в результате такой активности Экпе восточная часть дельты Нигера поставила европейским работорговцам до миллиона рабов. Работорговля здесь продолжалась в таких же масштабах вплоть до 1840 г.

Европейцы, в местах своего первого закрепления на западном побережье Африки, могли управлять лишь теми, кто жил в самих фортах. Всего их на всем побережье Западной Африки, исключая Анголу, насчитывалось к концу XVIII в. около трех тысяч человек. Реальная власть всюду еще принадлежала африканцам и проявлялась в необходимых случаях как сила, способная устранить слишком смелые притязания европейцев. Так были сожжены форты в Лоанго и Аккре, а королевство Бенин, например, просто отказалось от всяких контактов с европейцами и имело с ними торговые отношения только через специально искусственно созданное для этой цели образование - «королевство» Оде-Итсекири.

Сопротивление невольников европейским работорговцам и рабовладельцам

Столкнувшись с проявлениями жестокости европейских работорговцев по отношению к невольникам, перспективой навсегда оставить привычные места обитания, невыносимостью условий плавания через Атлантику, вызывавшего высокую смертность среди рабов, многие жители Африки были готовы к сопротивлению. Оно было активным на суше, когда жизнь африканца оказывалась под угрозой захвата, и, как правило, принимало пассивные формы во время пересечения Атлантики.

На суше африканцы демонстрировали европейцам постоянную, повседневную враждебность. Если возникала малейшая возможность для нападения, она использовалась. Внезапные атаки, отравленные стрелы - с этим часто сталкивались евро--пейцы. Не имея возможности порой противостоять в открытом бою, африканцы использовали тактику нападения на отдельных людей, заманивания небольших отрядов работорговцев в леса, где они уничтожались. По мере того как африканцы научились использовать огнестрельное оружие, они стали совершать нападения на форты и фактории. Уже во второй половине XVII в. это было нередким явлением.

Политика европейских работорговцев в духе «разделяй и властвуй» оказывала влияние и на африканцев различных народностей. Были случаи, когда они совместно, например, с англичанами нападали на их конкурентов португальцев, с португальцами - на англичан и французов и т. п.

Пик активности в борьбе против европейской работорговли приходится в основном на период до начала XVIII в. Жизнь африканцев в условиях развращающего хаоса работорговли в последующее время изменила их психологию. Работорговля не объединяла - она разъединяла, обособляла людей. Каждый спасал себя, свою семью, не думая уже о других. Сопротивление работорговле становилось делом отчаянного мужества одиночек и отдельных групп. За всю эпоху работорговли Африканский континент не знал ни одного крупного организованного выступления или восстания против нее.

Тем не менее, с момента захвата в рабство и до конца жизни на плантациях, невольники не переставали бороться за возвращение себе свободы. Если видели, что надежды на освобождение нет, они предпочитали смерть рабству. Частыми были побеги рабов с невольничьих кораблей, находившихся в каботажном плавании вдоль побережья Африки. Во время перехода через Атлантику целые партии невольников на отдельных кораблях объявляли смертельную голодовку. Частыми были и бунты рабов на кораблях, хотя они и осознавали, что, перебив экипаж, обрекали себя на смерть, ибо сами кораблем управлять не могли.

Вся история рабства в Америке - это история то тайной, то открытой борьбы рабов против рабовладельцев-плантаторов. В 1791 г. в Сан-Доминго (Гаити) началась освободительная борьба негров-рабов под руководством Туссен-Лувер-тюра. Она завершилась образованием в 1804 г. негритянской республики Гаити и ликвидацией рабства. В 1808 г. вспыхнуло восстание в британской Гвиане. В 1816 г. - на Барбадосе, в 1823 г. - вновь в британской Гвиане. На этот раз в восстании приняло участие 12 тысяч рабов. В 1824 и 1831 гг. произошли восстания рабов на Ямайке. Это были восстания заранее подготовленные, руководимые авторитетными среди невольников людьми. Рабы были полны решимости добиться свободы.

Движение европейской общественности. Аболиционизм

Движение за запрещение работорговли в странах Европы и в США началось во второй половине XVIII в. Идеи аболиционизма («запрещение») развивали Гренвил Шарп, Томас Кларксон, Уильям Уилберсон, Ч. Фокс в Великобритании; аббаты Рейналь и Грегуар во Франции; Э. Бенезет, Б. Франклин, Б. Раш в США. Взгляды первых аболиционистов разделялись Дидро, Кондорсэ, Бриссо и др.

Доктрина аболиционизма, суть которой сформулировал квакер Бенезет еще до провозглашения независимости США, основывалась на ряде экономических и гуманитарных положениях. Аболиционистами утверждалось, что работорговля отнюдь не доходное, а очень дорогостоящее предприятие. Она наносит прямой ущерб государственному бюджету европейских стран из-за выплачиваемых за невольников «премий». Работорговля стоит жизни многим морякам, гибнущим у «негостеприимных берегов». Она тормозит развитие мануфактур из-за того, что не требует продукции высокого качества. Оставление невольниками Африки означает для Европы потерю миллионов потенциальных покупателей европейских товаров. С точки зрения морали, аболиционисты выступили с революционным по меркам и взглядам той эпохи откровением - «черный - тоже человек».

Движение аболиционизма наращивало свою активность. В 1787 г. в Великобритании создается «Общество за запрещение африканской работорговли». В 1788 г. во Франции возникает общество «Друзья чернокожих». Многочисленные общества по борьбе с рабством и работорговлей создавались в США. Движение аболиционистов набирало силу и ширилось. В Англии его массовость характеризовалась сбором десятков тысяч подписей под петициями, содержащими требования о запрете работорговли. Во Франции эти требования окрашивались общим настроением революции 1789 г.

В начале XIX в. наметились новые тенденции в отношениях европейских стран с Африкой. Работорговля сыграла важную роль в генезисе капиталистического строя. Она была неотъемлемым элементом процесса первоначального накопления, подготовившего почву для становления и победы капитализма. Промышленные революции, начало которым было положено в Англии в 60-х годах XVIII в., охватили на протяжении XIX в. и другие европейские страны, включая и США после окончания гражданской войны 1861 - 1865 г.

Постоянно растущее производство промышленных и потребительских товаров требовало новых и постоянных рынков для их сбыта. Все большее значение начали приобретать дополнительные источники сырья. В самый разгар промышленного подъема западный мир ощутил, например, острую нехватку масел для машинного производства, бытового освещения, парфюмерии. Такие масла издавна производились во внутренних районах западноафриканского побережья: арахис в области Сенегамбии, масличная пальма в полосе от севера Сьерра-Леоне до юга Анголы. Возникшие потребности Запада определили характер нового экономического интереса к Африке - производить в ней масличные культуры, получать жиры и масла в промышленных масштабах. Если в 1790 г. в Англию были доставлены 132 т пальмового масла, то в 1844 г. она импортирует его уже свыше 21 тыс. т, а за 1851 - 1860 гг. этот импорт возрос еще вдвое. Подобные пропорции наблюдались и по другим видам африканской традиционной сырьевой продукции. Подсчеты показывали, что в денежном выражении торговля ею для коммерсантов становилась более выгодной, чем доходы от работорговли. Перед промышленниками же встала чрезвычайной важности задача сохранения рабочей силы на местах в целях увеличения масштабов африканского сырьевого производства, расширения потребительского рынка.

Англия, первой вступившая на путь промышленного капиталистического развития, первой выступила и за отмену работорговли. В 1772 г. было запрещено использование труда рабов в пределах самой Великобритании. В 1806-1807 гг. британский парламент принял два акта о запрете торговли черными невольниками. В 1833 г. принимается закон об отмене рабства во всех владениях Британской империи. Аналогичные законодательные акты под давлением промышленной буржуазии и ее идеологов стали приниматься и в других странах: США (1808), Швеции (1813), Голландии (1818), Франции (1818), Испании (1820), Португалии (1830). Работорговля была объявлена преступлением против человечества и квалифицирована как уголовное деяние. Однако с момента принятия законов о запрете работорговли и рабства и до их реального воплощения пролегла большая дистанция.

Третий этап. Борьба против «контрабандной работорговли» (1807 - 1870)

В первой половине XIX в. труд рабов на плантациях и рудниках Нового Света был еще рентабельным, позволяя плантаторам и предпринимателям получать высокие прибыли. В США после изобретения хлопкоочистительных машин стремительно расширялись хлопковые плантации. На Кубе увеличивались посадки сахарного тростника. В Бразилии были открыты новые месторождения алмазов и увеличена площадь кофейных плантаций. Сохранение рабства в Новом Свете после запрещения работорговли предопределило широкое развитие контрабандной торговли африканцами. Основными районами вывоза контрабандным путем невольников были: в Западной Африке - Верхнегвинейское побережье, Конго, Ангола, в Восточной Африке - Занзибар и Мозамбик. Доставляя рабов главным образом в Бразилию, на Кубу, откуда большое число невольников реэкспортировалось в США. По данным британской парламентской комиссии, в 1819-1824 гг. из Африки вывозили в среднем ежегодно 103 тысячи рабов, в 1825-1839 гг. - 125 тысяч. Всего же за пятьдесят лет нелегальной работорговли из Африки было вывезено более трех миллионов невольников. Из них в США, с 1808 по 1860 г., было поставлено 500 тысяч.

Поражение Наполеона вывело борьбу с работорговлей на международный уровень. В Парижском мирном договоре впервые было декларировано о необходимости совместной,. консолидированной борьбы с этим явлением. Вопрос о прекращении работорговли обсуждался и на других международных встречах и конференциях: Венском конгрессе (1815), Ахейском (1818), Веронском (1822) и др. Среди стран, участвовавших в подписании работорговли, была и Россия, которая никогда не занималась работорговлей, но использовала свое международное влияние для борьбы против нее.

Запрещение работорговли требовало не только принятия мер юридического характера, но и наличие инструмента по их осуществлению - совместных военных, особенно военно-морских, сил по пресечению контрабандной работорговли. Предложения по созданию «наднациональных» сил провалились. Тогда Англия пошла по пути заключения двусторонних соглашений. Такие соглашения включали в себя два главных пункта: 1) право взаимного контроля и досмотра военным кораблем одной подписавшей соглашение державы торговых судов другой страны - участницы соглашения, если на них перевозятся черные невольники; 2) создание смешанных юридических комиссий с правом вершить суд над захваченными работорговцами.

Такие соглашения в 1817-1818 гг. были заключены Англией с Португалией, Испанией и Голландией. Соглашения с Испанией и Португалией Великобритания добилась лишь благодаря денежной компенсации - более миллиона фунтов стерлингов - за ущерб материально пострадавшим от репрессивных мер. Португальцы при этом сохранили за собой право легально продолжать южнее экватора торговлю рабами, вывозимыми в Бразилию. Бразильский парламент принял закон о полном запрете работорговли только в 1850 г. Испания ввела действенный закон о запрете рабства лишь в 1870 г.

Аболиционистский закон в США был принят еще в 1808 г., но только в 1819 г. американский конгресс стал рассматривать два варианта его применения на практике. В 1824 г. Конгресс принял новый закон, приравнивавший работорговлю к пиратству, а виновных в ней приговаривали к смертной казни. Тем не менее до 1842 г. американское крейсирование у побережий было эпизодическим, а временами вообще не проводилось.

Франция трижды принимала законы о запрете работорговли и борьбе с нею (1818, 1827, 1831 гг.), пока, наконец, в последнем не зафиксировала жесткие меры против работорговцев. В 1814 - 1831 гг. она являлась самой крупной торговой державой среди стран, занимавшихся продажей невольников. Из 729 судов, участвовавших в торговле, 404 - были откровенно невольничьими. Французская морская блокада Африканского побережья оказалась неэффективной. Три невольничьих корабля из четырех свободно проходили через раскинутую на море международную сеть по борьбе с работорговлей.

За период с 1814 по I860 г. было осуществлено около 3300 плаваний за рабами. Общее же число флагов, захваченных во время карательного крейсирования (прежде всего англичанами), составило около 2000. Репрессивные акции против работорговли привели к освобождению приблизительно 160 тысяч африканцев, да еще к избавлению от рабства примерно 200 тысяч человек в Америке. «Производство рабов» в самой Африке снизилось на 600 тысяч человек.

Брюссельская конференция 1889 - 1890 гг

Во второй половине XIX в. на всем побережье Африки продолжали свою открытую деятельность крупные традиционные работорговые центры. Исключение составлял Золотой Берег, где находились английские форты (голландские здесь были скуплены британцами в 1850 - 1870 гг.). Принимаемые официально репрессивные меры существенного ущерба работорговле не наносили. Спрос на рабов и конкуренция покупателей продолжали оставаться большими, как и предложение невольников со стороны африканских работорговцев. Европейские державы решили воспользоваться последним обстоятельством. Появился благовидный предлог для вмешательства во внутриафриканские дела в целях утверждения политики экспансионизма в Африке.

С ноября 1889 г. по июль 1890 г. прошла Брюссельская конференция, в которой приняли участие 17 стран. Главными ее участниками были Бельгия, Великобритания, Португалия, США, Занзибар, «Независимое государство Конго» и др. На конференции обсуждался главный вопрос - ликвидация работорговли в самой Африке. В принятом Генеральном акте по борьбе с ней были определены меры, включая и такие, как ограничение ввоза огнестрельного оружия и боеприпасов на работорговые территории. Брюссельская конференция знаменовала окончание всеобщей работорговли.

По данным Организации Объединенных Наций (ООН), население Африки с 1650 по 1850 г. держалось на одном уровне и составляло 100 млн человек. Небывалый случай в истории, когда население целого континента на протяжении 200 лет не прирастало, несмотря на традиционно высокую рождаемость. Работорговля не только затормозила естественное развитие народов Африки, но и направила его по уродливому пути, не имевшего до этого весомых предпосылок в саморазвивающихся африканских обществах.

Работорговля способствовала имущественному расслоению, социальной дифференциации, распаду общинных связей, подрывала внутриплеменную социальную организацию африканцев, создала из части племенной знати коллаборационистскую прослойку. Работорговля вела к обособлению африканских народов, к агрессивности и недоверию по отношению друг к другу. Она повсеместно привела и к ухудшению положения «домашних» рабов. Угрожая невольникам продажей европейцам за малейшее неповиновение, африканские рабовладельцы усиливали их эксплуатацию на местах.

Работорговля имела также экономическую и политическую стороны. В одном случае она тормозила развитие местного традиционного ремесла (ткачества, плетения, ювелирных дел) и в то же время втягивала Африку в мировой торговый рынок. В другом - служила препятствием на пути развития африканской государственности (распались Бенин, Конго и др.) при одновременном способствовании появлению новых государственных образований, таких как Вида, Ардра и т. д., которые богатели в результате посредничества между европейцами и африканскими работорговцами внутренних областей. Обескровливая Африку, работорговля способствовала экономическому процветанию стран Европы и Америки.

Наиболее тяжелыми последствиями работорговли для Африки были психологические моменты: обесценивание человеческой жизни, деградация как рабовладельцев, так и рабов.

Самым нечеловеческим ее проявлением стал расизм. За четыре столетия в умах многих, прежде всего значительной части европейского общества, слово раб стало ассоциироваться с именем африканца, т. е. черного человека. В течение многих поколений люди познавали Африку через призму работорговли, не зная о самобытных цивилизациях Ганы, Сонгаи, Ванина, Мономотапы и др. Работорговля породила концепцию неисторичности африканских народов, их невысоких умственных способностей. Был создан мифологический политический прецедент при оправдании своих действий по захвату Африки и разделу ее на колонии.

Груз - «черное дерево»

Десяток ружей с боеприпасами, пачка табака и бутылка рома. . Тучному, с кольцами на руках, в ушах и в носу вождю, пыхтящему длинной трубкой, такое вознаграждение за 150 молодых, сильных гвинейцев казалось слишком малым. Он требовал добавки.

Голландец,- капитан шхуны, бросившей на рейде якорь, вытащил в конце концов из кармана дешевые часы. Его торговый партнер долго смотрел на них, не зная, что с ними делать. Однако металлический блеск и тиканье внутри привели его в восторг. Сделка состоялась.

Но не весь груз «черного дерева» дошел до Южных штатов. Закованные в цепи гвинейцы нарушили расчеты работорговцев. Они взбунтовались против своих мучителей. Правда, им не удалось взять верх на палубе, но они забаррикадировались в трюме. Их попытались «выкурить». Тщетно. С тяжелым сердцем - как-никак, это был его бизнес - капитан, "под нажимом своего дрожащего от страха экипажа, решился открыть стрельбу в люки из судовой пушки. . .

Этот инцидент, с потрясающей силой описанный в рассказе Мериме «Таманго», в эпоху торговли черными невольниками вовсе не казался чем-то из ряда вон выходящим. Однако в большинстве случаев беспощадные методы обращения с живым товаром себя оправдывали, и невольничьи транспорты благополучно достигали своей цели. Миллионы африканцев были принудительно перевезены в Америку и эксплуатировались там самым безжалостным образом. Эта самая постыдная глава в истории капиталистических морских держав, начавшаяся еще в первой половине XVI в. в африканских колониях Португалии, завершилась лишь в XIX в.

Черные рабы в течение столетий были самым выгодным товаром. В любое время года шли невольничьи суда маршрутом «мидл пасидж» - от Западной Африки к Центральной Америке. Торговля невольниками, с каждым годом все более рискованная, отразилась даже на судостроении: чтобы уходить от преследования работорговцам понадобились самые быстроходные суда. Стройность и легкость конструкции этих; судов покупалась ценой сокращения объема трюмов, поэтому условия транспортировки становились для несчастных африканцев все более невыносимыми. В качестве помещения для живого груза капитаны использовали даже тесные междупалубные пространства, где пленники могли только лежать. Укладывали их настолько плотно друг к другу, что на площади 30x10 м2 иногда находилось более 300 человек. Понятно, что смертность при таких условиях была колоссальной, тем более, что «черный товар» еще до погрузки на суда был измотан долгой дорогой из внутренних районов Африки к западному побережью.

И еще один, ставший достоянием гласности случай демонстрирует беззастенчивость торговцев людьми. Когда один капитан узнал во время плавания, что среди рабов вспыхнула болезнь, он приказал выбросить в море 132 африканца. Аргументируя свой поступок тем, что он спас таким способом остальной «груз», капитан получил за потерянный «товар» страховую премию, которая не полагалась бы ему, если бы люди просто умерли от болезни.

Несмотря на значительные потери, торговцы все равно срывали огромный куш; каждый из оставшихся в живых приносил прибыль в 4000 долларов. Торговля живым товаром, которая в подобной форме практиковалась несколько столетий, была весьма доходным источником «первоначального накопления» капитала. Правящие классы не находили в этом бизнесе ничего зазорного. Отдельные особенно жестокие и бессовестные работорговцы, которым удалось быстро сколотить богатство, пользовались даже благосклонностью британской короны. На этих джентльменов смотрели как на способных предпринимателей, которые вместо добычи сырья или ведения фабричного производства занимались добычей рабочих рук.

В 1713 г, на основании Утрехтского мирного договора Англия получила исключительное право на торговлю рабами с испанскими владениями в Южной Америке и Вест-Индии. Колоссальные состояния семей, и по сей день составляющих правящую верхушку Англии и Франции, были сколочены в те времена на торговле людьми. Монопольное право на поставку рабов в собственные колонии и заокеанские владения Испании привело к тому, что в английских гаванях образовались целые невольничьи флоты В течение первой половины XV1II! в. один только Бристоль снарядил для перевозки невольников от 80 до 90 судов. С середины века главным центром бизнеса на «черном дереве» стал Ливерпуль. К концу столетия невольничий флот Ливерпуля вырос дб 150 судов. Первый миллионер этого города, банкир и мэр Томас Лейленд, заработал на каждом невольнике в среднем по 43 английских фунта.

Однако к этому времени традиционный рабский труд начал уже себя изживать. Под давлением революционного и национально-освободительного движения буржуазные колониальные державы отменили к началу XIX в. рабство в Европе. Вскоре они оказались вынужденными распространить формально этот запрет и на свои колонии. В США некоторые штаты также запретили всякое рабство, а в соответствии с одним из федеральных законов 1808 г. работорговля с Африкой каралась даже тяжелым наказанием.

Однако в 1793 г. была изобретена хлопкоочистительная машина. За короткий срок в Южных штатах в бешеном темпе выросли огромные хлопковые плантации. Рабский труд снова стал выгодным. Спрос на рабов сразу сильно возрос и работорговцы опять начали получать колоссальные барыши. Свой «товар» они доставляли через Атлантику, сначала в Вест-Индию, а уже оттуда-в штаты, где еще сохранялось рабство.

Если в Соединенных Штатах общественность, казалось, смирилась с подобным положением, то такие великие морские державы, как Англия и Франция, под давлением общественного мнения, а также и из конкурентных соображений, попытались с помощью своих флотов воспрепятствовать торговле «черным деревом». В 1830 г. Англия объявила работорговлю вне закона, а в 1845 г. Джон Буль постановил считать продажу рабов за море пиратством.

Это, конечно, осложнило торговлю невольниками, но уничтожить ее не смогло, ибо потребность в «живом шоколаде» (циничное жаргонное название рабов-негров) была высокой, а цены на него, из-за большого риска - еще выше. В эти времена была сложена «невольничья шанти»:

О, был ли ты, парень, на Конго-реке,

Блоу, бойз, блоу! Где жмет лихорадка людей в кулаке?

Блоу, бойз, блоу! Там янки распарывал штевнем волную

Блоу, бойз, блоу, И мачты его упирались в луну,

Блоу, бойз, блоу! Был Джозеф святой капитаном на нем,

Блоу, бойз, блоу, Все негры его почитали отцом,

Блоу, бойз, блоу! Сто «черных овечек» попались ему,

Блоу, бойз, блоу. Портов сторонился он, словно в чуму,

Блоу, бойз, блоу!

После того, как англичане расставили на «мидл пасидж» свои сторожевые корабли и без долгих слов начали расправляться с капитанами невольничьих судов, янки пустили в игру последний козырь - балтиморские клиперы с гоночными лиселями, которые специально для этой цели, собственно, и были сконструированы.

Однако воспользоваться лучшими мореходными качествами этих клиперов удавалось не всегда, особенно если внезапно наступал штиль. Тогда начинали говорить пушки. Невольничьи суда были великолепно вооружены. Казалось, что снова возродились времена карибского пиратства. С той, однако, разницей, что на сей раз атакующий выступал в роли охранителя порядка.

Обе стороны несли большие потери в людях. Но истинными жертвами оказывались невольники, ибо их жизнь находилась теперь под еще большей угрозой. Спасти их могло только одно - если белые перебьют друг друга в абордажных схватках или в драках, возникавших порой среди трофейных команд после захвата судна. Нередко погоня приводила к преждевременной смерти всего судового «груза»: застигнутые с поличным работорговцы предпочитали лучше выбросить рабов вместе с цепями с непросматриваемой стороны судна за борт, чем угодить самим на пожизненную каторгу.

В такой обстановке перевозка невольников оправдывала себя лишь в том случае, если можно было увеличить численность перевозимых рабов. А это означало, что в стройные корпуса клиперов заталкивали еще большее число несчастных, чем раньше. С купаньем и прогулками по палубе было покончено, равно как и с танцами и песнями. В твиндек невольничьего судна длиной 28 м и шириной 7,6 м втискивали до 650 рабов. И это на рейс в 6000 км при скорости 5-6 узлов и температуре 30°С в тени! Страдания загнанных в эту душегубку людей трудно себе представить. Более половины их не доживали до конца рейса.

Торговля невольниками стала на «мидл пасидж» нерентабельной лишь после того, как в распоряжении сторожевой службы оказалось несколько самых быстроходных клиперов, захваченных в качестве приза. Многих капитанов невольничьих судов сослали на каторгу, а кое-кого даже повесили. Оставшиеся суда превратили в «кули-транспорты», на которых доставляли дешевую индийскую и китайскую рабочую силу на тропические сахарные и хлопковые плантации, То, что многие из этих кули попадали туда далеко не по своей воле, следует хотя бы из того, что именно в те времена возникло слово вашанхаить, что означало - принудительно доставить человека на борт.